Легенда Ермак и Каин

Эта легенда в пересказе Павла Куляшова рассказывает о возможном происхождении названия села Сайгатка от удмуртского слова "сайка" - проснись.

Ермак и Каин

Дружина у Ермака Тимофеевича была отважная. Никто из ратников не ведал страха. А опасности в дремучем Прикамье поджидали на каждом шагу.

В лето 1581 года ратники с трудом поднимались по Каме на тяжелых ушкуях. Где шли под парусами, а чаще на веслах. Берега дикие, крутые, всюду усеяны ельником да пихтой и зверья    в этой глуши видимо-невидимо. Бывало, сохатые без страха выходили к воде и таращили на ушкуйников шалые глаза.    Дружинники ради забавы срежут выстрелом одного, другого, а лоси даже не разбежатся, стоят ошарашен­ные и с любопытством смотрят на людей.

К вечеру грозный завоеватель причалил свои узконосые ушкуи к крутояру. Ратники поужинали и стали готовиться к ночлегу. В это время вышел из леса седой вотяк, подошел к воеводе и упал в ноги.

- Чего тебе? — спросил грозный Ермак.

- Шибко не надо здесь ночевать! — заговорил старец. — Это владения лютого разбойника, За убийство и насилия Каином его прозвали. Скоро он явит­ся сюда и всю кровь выпьет из твоей дружины.

Усмехнулся Ермак в черную окладистую бороду и ответил старому вотя­ку так:

—  Пробовали многие, да не у всех получалось.

Старец долго перешёптывал незнакомые слова, а потом с поклоном   попросил:

—  Тогда спаси нас от Каина-злодея, век на тебя молиться будем!
Ермак свел густые брови и ответил:

—  Разложи большой кострище и примани разбойника   огнем,    а   дружина моя пока отдохнет... Да не забудь меня разбудить на рассвете.

В эту ночь Каин-злодей не появился.

С раннего утра Ермак с дружинниками чинили ушкуи, готовясь к дальнему походу. К вечеру разыгралась гроза: небо почернело, подул ветер, затрещали деревья, запенились, закипели крутые камские волны. Каин злодей только и ждал бурелома. Как дикий зверь напал он со своими разбойниками на дружину. Но не тут-то было, ратники Ермака пищалями[i] разогнали злодеев. Каин рассвирепел. Вышел навстречу воеводе и выхватил меч. Долго рубились они. Ермак не мог одолеть элодея. Росту разбойник был великого, что вздыбленный конь, а на широких плечах золотая кольчуга. Лицо Каина бровастое, круглое, будто колесо от старой телеги, руки длинные, а на пальцах от жадности выросли пти­чьи когти. Поднимется стеной, рявкнет no-лютому и снова заносит меч.

Каин-злодей был богат, как царь, и жаден, как нищий. Богатством своим он мог перекрыть Каму, скупостью — задушить мир.

Долго они бились, никто не мог одолеть. Потом Ермак изловчился, схва­тил Каина левой рукой за редкую бороду, а правой занес над головой меч.

—     Вот и смерть твоя наступила, душегуб!

Почувствовал хитрый Каин силу Ермака, упал на колени и побеждённо за­причитал:

- Помилуй, всё золото тебе отдам!
- А мне твоё золото не надо! — свирепо ответил Ермак. — У кого награ­бил — тому и отдай. Где оно?

Повёл его лукавый Каин к своему сокровищу на Медведь-гору. Гора высо­кая, хребтистая, будто лютый зверь залег на просторе.

- Вот оно моё богатство! — Хвастливо изрек Каин. — Вся Медведь-гора золотом набита.
- Шаманишь или правду сказываешь?
- Истину, а вот и главный вход. — И Каин открыл тяжелую железную дверь. Заглянул воевода в пещеру — глубокая, темная, душная — и приказал:
- Иди, неси свое богатство!

А хитрый Каин только этого и ждал. Нырнул в темноту и хихикнул от ра­дости:

—     Обманул Ермака! В моем-то царстве сто заходов и тыща выходов.    По­пробуй, найди меня здесь.

Рассвирепел Ермак, Тимофеев сын, пуще прежнего и молвил лукавому и жадному Каину так:

—     А мы, элодей, все твои выходы с ратниками завалим!    Оставлю только главный, тут и страже быть!   Пока не вернешь награбленное богатство народу — не видать тебе голубого неба!

Усмехнулся разбойник, оскалил жёлтые зубы и ответил:

—     Мне не нужно голубое небо! Богатство моё тайное, а царство подземное. — И запахнул железную дверь на девяносто девять запоров.

Первую ночь спокойно спали люди Прикамья, знали. Каин-злодей надолго залег от страха в Медведь-горе. Особенно доволен был старец. Он всю ночь ох­ранял сон воеводы, а когда на востоке заалела первая зорька и запели птицы, старый вотяк подошел к Ермаку, осторожно толкнул его в плечо и тихо произнес:

—     Сайка[ii], воевода, сайка...

Ермак тревожно распахнул глаза, а старец, указывая на восток, ласково прошептал:

- Сайка, воевода, кыче чебер сайкатон[iii]... — и показал на подпаленный рассветом горизонт.
- Любо! — сказал Ермак, — день-то тут начинается с этого угора. Веселое место!

Дружинники наскоро помолились, поели и стали собираться в путь. Воево­да хмуро посмотрел на Медведь-гору, в недрах которой затаился злодей, и при­казал:

—     Страже дозор нести чутко, чтобы злодея из темницы не выпускать! — А потом с грустью добавил: — Любо здесь, берега глаз радуют. На обратном пути тут же причалю. А вам велю избы срубить, а для меня жаркую баньку постро­ить! — наказывал он провожавшим.

Снова окинул взором Ермак полюбившиеся места и с печалью молвил:

- Ну, прощай, Сайка... Как там... Сайгат... — задумчиво нахмурил широкий лоб. — А назовём-ка, братцы, по-русски... Сайгатка!"
- Окрестили и в путь! — поддержали дружинники. — С Богом... Сайгатка[iv]!

Этим словом и запомнили славное место. С печалью смотрел Ермак Тимофе­евич на обжитое место, будто чувствовал, что нога его больше не ступит на этот берег.

Ермак уплыл вверх по Каме, а Каин-злодей остался сидеть   в Медведь-горе.

Год сидит, два и каждый день тешит себя радостью: как он ловко обманул Ермака — и жизнь себе сохранил, и богатство не отдал. Гладит золото в тем­ноте, перебирает, щупает. — И так с утра до вечера. Одного не учел скупой Каин: хотя злато и серебро тяжесть имеет, но в темноте не блестит, а стало быть ни ценности, ни красоты. Как только понял это элодей — чуть желчью не захлебнулся.

—    Золото ли это? Почему не блестит? — И долго ласкал в рунах монеты.
— Нет, не золото! — И решил откупиться за награбленное у народа добро малой толикой, а заодно и проверить — сверкнёт ли оно на солнце.

Подошел к железной двери и крикнул:

- Стражники Ермака, откройте, клад принес!
- Одумался! — решили стражники и распахнули дверь.

А Каин-злодей увидел голубое небо, швырнул в высь горсть золота и люто шепнул:

—    Ни себе, ни людям!

Блеснули монеты искристым ярким цветом и улетели светлой тучкой ввысь, ветер унес их за тридевять земель.

—        Золото! — крикнул по-дикому Каин и стал рвать на себе редкую   бо­роду, потом хлопнул железной дверью и бросился   пересчитывать   сокровища.
Считал год, два, десять лет, пока сомнения снова не кольнули его душу. «А зо­лото ли это? Почему не блестит в темноте?» И опять вылезал он из Медведь-горы и швырял в голубое небо увесистую горсть монет, желчно приговаривая: «Ни себе, ни людям!» И чем больше злился, тем чаще исходил ненавистью, и тем щедрее обертывался для людей клад. Он летел из жадных, когтистых рук Каи­на легким облачком, потом оседал чистой росой. Если по этой росе проходил слепой — он становился зрячим, если же истощенный калека — преображался в богатыря.

Старые люди сказывают, и сейчас ещё сидит в Медведь-горе седовласый Каин, постарел, зачах от скупости и жадности, но и поныне раз в десятилетие он выходит из своей пещеры и высоко в небо швыряет горсть золота.

Мудрые люди советуют, если увидите ранним утром над Медведь-горой золотое облачко, проследите, куда оно плывет? Может быть и вас озарит это счастье? Скупой Каин богатство на ветер не бросает, а дает его только тем, кто первым встречает рассветы на Каме.

1989 г. 

[i] пищаль — старинное ружье

[ii] Сайка — проснись (по-удмуртски)

[iii] Кыче чебер сайкатон — какое красивое пробуждение

[iv] Сайгатка — старинное село на Каме, а ныне г. Чайковский